Земляческая организация и кружки для самообразования представляли весьма благоприятную почву для революционной пропаганды, и некоторые из нас были быстро втянуты в группировки более или менее крайней политической окраской. Эти группировки спешили выявить себя прежде всего широкими программами и уставами, составление и печатание (или гектографирование) которых составляло самую горячую, полную бурных споров и прений кружковую работу, после чего наступало обыкновенно затишье, как будто этим была осуществлена главная часть выработанных программ... Нередко члены кружков арестовывались, прежде чем успевали приступить к практическому осуществлению намеченной программы или выполнению устава, так как эти последние легко попадали в руки шпионов и затем служили при жандармском до¬знании матерьялом для обвинения „в принадлежности к преступ¬ному сообществу, имеющему целью ниспровержение существующего строя" и т. д. За такой устав кружка „Корпорация", написанный моей рукой,—кружка, который кроме этого устава не приступил ни к какой деятельности, мне пришлось серьезно поплатиться, как увидим ниже.
Первое мое знакомство с - жандармским дознанием в П-ге произошло весьма быстро—во второй же год моего студенчества (осенью 1883 г.) вследствие ареста земляка и товарища по курсу В. В. Грибеля- соседа моего по комнате. Около 2 часов ночи раздался характерный настойчивый звонок у дверей нашей квартиры которую нанимал некий сапожник с женой и сдавал две комнаты студентам. Дверь открыл хозяин и ввел в комнату Г. полицейского офицера, двух нижних чинов и 2 или 3 штатских (вероятно, агента и понятых). Обыскав комнату Г, и объявив ему, что он арестован, произвели обыск и в моей комнате, так как дверь между двумя комнатами оказалась полуоткрытой. У меня ничего политически интересного не нашли, взяли только лежавшую на коммоде гектографированную брошюру речь Либкнехта и, оставив меня в покое, удалились вместе с Г.1. Некоторое время спустя, я был вызван на Гороховую у. и подвергнут, как свидетель допросу, на котором вел себя по мальчишески вызывающе, чем с самого же начала сильно раздражил жандармского ротмистра. Так, напр., на вопрос—принадлежу ли я к какому нибудь преступному сообществу?—я ответил: „Да, принадлежу". А когда, обрадовавшись столь быстрому и неожиданному сознанию с моей стороны, ротмистр спросил: „К какому?" я ответил: „К обществу российских граждан". Ротмистр нахмурился и продолжал уже сухо задавать дальнейшие вопросы, касающиеся Г. и того, откуда я получил брошюру Ли6кнехта. На все вопросы я ответил отрицательно, так как о политических делах Г. я был действительно мало осведомлен, а указывать товарища, который дал мне брошюру, естественно не желал. Этим допросом инцидент для меня был исчерпан, но своим поведением на допросе я себя скомпрометировал перед жандармской полицией раз на всегда. Ночной обыск и арест товарища сильно расстроили мои нервы и вызвали во мне глубокое чувство возмущения против такого нарушения свободы личности и неприкосновенности жилища. Такое настроение и сказалось при допросе.
1) Валентин Валент. Гри6ель был выслан из П-ra в Пермь; затем он сдал За весь курс юрид. фак. экзамены в Демид. Юрид. Лицее в Ярославле и сделался адвокатом с хорошей практикой. Умер молодым.
